Гарри БАРДИН: «Я наделся, что здравомыслящих людей больше.

Форум для общения на отвлеченные темы
Правила форума
Вся информация на этой форуме является личным мнением авторов сообщений, которое редакция сайта может не разделять. Тем не менее, если вам не нравится что-либо из написанного, помните - вы пришли сюда добровольно. Сайт не является зарегистрированным СМИ.

Сообщение Нерыжий » 14 май 2014, 19:30

Гарри БАРДИН: «Я наделся, что здравомыслящих людей больше. Напрасно надеялся»

Известный российский аниматор — о том, какова наша сегодняшняя жизнь
10.05.2014

Как правило, журналистам нужен информационный повод для интервью. Я пошла к Гарри Бардину, потому что в наше время, когда возникает четкое ощущение, что все вокруг сошли с ума, он — один из немногих, кто сохраняет трезвость рассудка и ясность мысли. Впрочем, формальный повод тоже был: Министерство культуры готовит поправки в закон о рекламе, в соответствии с которыми, в частности, можно будет прерывать мультфильмы на рекламу. Но с Гарри Яковлевичем можно говорить не только о мультфильмах, хотя он — лауреат множества международных конкурсов и фестивалей, автор мультфильмов «Летучий корабль», «Банкет», «Тяп-ляп, маляры», «Чуча-1, 2, 3», «Адажио», «Гадкий утёнок»… Просто у Гарри Яковлевича очень острый и беспощадно сформулированный взгляд на сегодняшнюю нашу жизнь.

— Прокомментируйте эту историю с прерыванием мультфильмов рекламой.

— Я не знаю, что нам принесет отказ от запрета на рекламу в мультфильмах. Мы были неинтересны телевидению, так как при показе мультфильмов в нас нельзя было делать прокладки из рекламы, и поэтому мы были им невыгодны. Они покупали у нас мультипликацию за копейки. Сейчас они, может, будут дороже у нас покупать, потому что это будет оправдано размещенной рекламой, не знаю. Что касается самого факта, что мультфильм прерывается, то мне это, конечно, досадно, потому что я не знаю ни головы, ни ручек того, кто будет прерывать, не знаю, насколько он умён и образован.

— Какова ситуация с мультипликацией в целом?

— Она разрозненна, каждый выживает в одиночку, стремится попасть в рыночный след, от этого у нас перекос. Бывают исключения из правил, я считаю, что самое удачное, — это сериал «Маша и Медведь», он наиболее профессиональный.

— Как происходит отбор того, что увидят наши дети, а что — нет?

— Этим занимается экспертный совет Министерства культуры по мультипликации. Я состоял в нем и вышел из него, сам того не ведая: случайно увидел в интернете список и узнал, что я уже не член экспертного жюри. Я понимаю, я неудобный человек, потому что я не принимал то, что другие пропускали, потому что не мог смириться с тем, что дается разнарядка по патриотизму, православию, народности, и присылаемые работы должны оцениваться по этим критериям. Я не знаю, как это можно сделать, если речь идет, допустим, о любовном романе червячка и гусеницы — как туда привнести православие или патриотизм?
Я отказываюсь судить по этому критерию. Я могу судить по разряду: талантливо — не талантливо, есть воображение — нет воображения. Конечно, режиссерам приходится лавировать. Человек, который идет в заповедные места Министерства культуры просить денег, должен быть готов к тому, что его будут оценивать по его верноподданническим чувствам: насколько он проникся идеями Мединского, идеями того, что самая охраняемая культура — российская, что в Европе — извращения, а у нас — самое оно. Если режиссера устраивает такая шовинистическая настройка — пусть идет в Министерство культуры и бодается, и доказывает, что он самый патриотичный и самый православный.

— Расскажите, пожалуйста, о ваших ощущениях от того, что сегодня происходит вокруг, есть ли чувство: что-то резко поменялось?

— Да, поменялось, причем настолько резко, что я начинаю терять ориентиры своего зрителя. Народ состоит ведь в том числе и из моих зрителей, и когда 80% из них поддерживают политику нашей власти, то я не понимаю, для кого я делаю мультфильмы. Мне казалось, что у меня много собеседников, но оказалось — мало. И с каждым днем их всё меньше и меньше. Вся эта заваруха с Украиной оказалась оселком для нашего народонаселения, и оселок этот сработал так, что я просто диву даюсь. Я ползаю по «Фейсбуку»: казалось бы, там другая публика, думающая, — оказывается, нет, и там этого хватает. Старались оглупить народ — и оглупили.

— Как так вышло, что люди, которые в 1991 году массово шли защищать Белый дом, — сейчас не менее массово приветствуют сегодняшние перемены? Это другие люди — или те же, которые за прошедшие 23 года сильно разочаровались?

— Кто-то хотел мгновенных, за 500 дней, преобразований, а они не случились, и произошло разочарование в самой сути реформ, в понимании их необходимости: раз не произошло так быстро, то и не надо, никогда хорошо не жили, нечего и начинать. И получилось так, что те, кто выходил когда-то на улицы Москвы с требованием отмены 6-й статьи Конституции (о ведущей роли КПСС. — Ред.), сейчас прут в «Единую Россию», в «Народный фронт». Всё это для меня неприемлемо, начиная с этой военной лексики, которая построена на поиске врага: «наши», «фронт», «молодая гвардия»… Ведь что такое для нас «Молодая гвардия»? Это борьба с оккупационным режимом. Что за оккупационный режим? Теперь мы знаем: это пятая колонна, национал-предатели. От этой пятой колонны, от национал-предателей — один шаг до врагов народа. Собственно, это то же самое. Сейчас 80% народа вместе с властью. Враг народа — это враг власти. Ну и как мне быть в этой ситуации? Мне быть пятым не привыкать: при советской власти был пятый пункт в паспорте, который для меня был довольно значимым, но я его пережил, а теперь я — пятая колонна. Отличник, одним словом.

— Что вы испытываете: разочарование, тревогу, страх?

— Нет, страха нет. Но мы возвращаемся в то же болото, из которого, казалось бы, выбрались, потому что сделали историческую ошибку — не заклеймили то, что должны были заклеймить, не отказались от черных страниц истории, за которые нам должно быть стыдно. И этот позор никого не жжет.

— Я запомнила цитату из Эфроимсона по поводу процесса над Вавиловым, когда он говорит, что палачи, которые правили нашей страной, не наказаны, и до тех пор, пока за собачью смерть Вавилова и миллионов других людей не ответил ни один палач, — никто не застрахован от повторения пройденного.

— Замечательная цитата. Это было сказано в 1985 году. Всё так и есть. Ты упомянула Николая Ивановича Вавилова — такое явление может быть только у нас: когда человек, который хотел накормить новыми сортами пшеницы свою страну, умирает в тюрьме от голода. И при этом они хотят написать блистательную историю этой страны, чтобы мы ею гордились. Мы сейчас всё это глотаем оттого, что не распрощались с прошлым умно и честно. Надо было, чтобы КГБ покаялся, а не выдвинул наверх своего гордого сына Путина. Как так: чтобы выходец из КГБ стал руководить страной, которая была смята тем же НКВД, пролившим море крови?! Он гордится этой историей, а я — нет. У нас разное детство, мы читали разные книги, у нас разное воспитание, поэтому нам с ним никогда не сойтись. И сейчас что ни сериал, герой — кагэбэшник. Лизоблюды-режиссеры стали вовсю славить эту профессию.

— На такое кино высокий спрос, или это, наоборот, заказ власти?

— Это заказ, который выполняют режиссеры-официанты. Это проявление рабской психологии, которая до сих пор не повержена. Андрон Кончаловский говорил, что народ не дорос до свободы и что этому народу с его рабской психологией она не нужна, и я всегда относился к его словам с некоторой иронией, думал, что в нем говорит пренебрежение, высокомерие по отношению к народу, а теперь понимаю, что он абсолютно прав, и это жестокая правда.

— У вас были надежды, которые рухнули?

— Я наделся, что здравомыслящих людей больше. Оказалось, что я напрасно надеялся. Но самое страшное, что мне казалось: я там сказал, тут написал, тут подписал — и придаю, таким образом, смысл собственной жизни, чем-то участвую в процессе, но оказалось, что это всё бессмысленно: ничего не меняется.

— На вашей открытой лекции вы сказали, что главная национальная идея — это чувство собственного достоинства, которого у нас нет и…

— …никогда не было.

— Есть ли шанс, что оно появится?

— Нет, при нынешней политике — нет. Мы все сталинские «винтики» большого механизма под названием «Держава». Великодержавность нас захлестнула. А мне не нужна великая держава — мне нужна удобная для жизни страна, и пусть она будет размером с Лихтенштейн, мне не надо всех этих лесов, полей и рек.

— Вам, наверное, часто задают этот вопрос: у вас никогда не было желания уехать отсюда?

— Нет, такого желания не было и нет. В 1992 году я был с мастер-классом на студии Уолта Диснея, и ее президент предложил мне остаться. Предложил мне одному, а у меня уже была студия, которая шла за мной год и верила в меня, предать ее было невозможно. Я не жалею, потому что я — ценой больших усилий, но всегда — делал то, что я хотел. И при советской власти, и сейчас.

— Что сейчас происходит с деятелями культуры?

— Я боюсь впасть в юношеский максимализм и говорить: этот — нерукопожатный, этот — такой-сякой. Власть подкормила каких-то деятелей культуры, и я не могу бросить в них камень, потому что они отвечают за свой коллектив — театральный, например, и, когда им предлагают подписать, наверное, они мучаются, вступают в борьбу с собственной совестью, но подписывают, потому что понимают: за ними идет коллектив. Бросить в них камень, как бросали в Чулпан Хаматову? Да не могу я, потому что Чулпан делает святое, благородное дело: подбирает за государством то, что государство сделать не в силах, — не доходят у него руки до больных детей. А она взяла на свои хрупкие женские плечи и несёт. И какое право я имею бросить в нее камень? Она компенсирует своей деятельностью всё остальное.

— Что-то можно сделать? Вы говорите: ходить на митинги бесполезно, подписывать петиции бесполезно. А что тогда? Есть какие-то пути выхода из кризиса, кроме трех — «Шереметьево», «Внуково», «Домодедово»?

— Я для себя выбрал работу. Для меня работа — этот тот оазис, куда я могу закрыть дверь, плюнуть через окно на происходящее… и заняться своим делом.

— Есть ли у вас родные в Украине? Что они говорят?

— Я сам из Киева, моя родная сестра в Киеве, там все мои родные могилы — мамы, папы, бабушек, дедушек, и я не могу оставаться равнодушным к тому, что сейчас происходит. Я звоню сестре каждый день, им тревожно. У них в Киеве всё тихо, но, когда в твоем доме пожар, хоть и в другой стороне, — все равно невозможно сохранять спокойствие. Она мне сказала: «Наверное, мы будем отсюда уезжать». Я спросил: «Куда?» А она сказала: «Ну не в Россию же!» Всё это ужасно… Я был в январе в Киеве. Я не могу называть боевиками тех, кого видел на Майдане. Там были студенты, интеллигенция, они требовали добровольного ухода вора и бандита Януковича. Другое дело, что потом это вылилось в конфликт. В конфликте всегда превалирует наиболее активная часть — те, кто связан с криминалом, «Правый сектор». Но мазать всех их одной краской и называть всех боевиками — нельзя.

— Многие люди, которых я бы назвала думающими и интеллигентными, на вопрос о Крыме отвечают так: конечно, это неправильно и нехорошо, Украину жалко, но, с другой стороны, говорят они, от того, что Крым наш, я испытываю приятное ощущение.

— Вот я этого не могу понять. У меня такого нет. Я понимаю других: трудно быть белой вороной, очень хочется поддаться этому общему ликованию, быть в большинстве, но у меня нет желания быть в большинстве, и я не тороплюсь ликовать по поводу Крыма и всего остального. Мы всё время говорили о братской любви, а когда брат заболел, мы пришли его навестить и заодно вытащили телевизор. Мы должны были принести что-нибудь ему, когда ему плохо, мы же кричали о братской помощи. Но вообще, когда мы оказываем братскую помощь, всегда становится страшно. Это или братская помощь Венгрии, или Чехословакии, или Афганистану. Я бы на месте Украины сказал: нет братьев у меня, как в «Волке и ягнёнке».

Ксения ДМИТРИЕВА

Вернуться в Небанковские темы, свободное общение

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 25

cron